Неточные совпадения
И в самом
деле, Гуд-гора курилась;
по бокам ее
ползали легкие струйки облаков, а на вершине лежала черная туча, такая черная, что на темном небе она казалась пятном.
Португальцы поставили носилки на траву. «Bella vischta, signor!» — сказали они. В самом
деле, прекрасный вид! Описывать его смешно. Уж лучше снять фотографию: та,
по крайней мере, передаст все подробности. Мы были на одном из уступов горы, на половине ее высоты… и того нет: под ногами нашими целое море зелени, внизу город, точно игрушка; там чуть-чуть видно, как
ползают люди и животные, а дальше вовсе не игрушка — океан; на рейде опять игрушки — корабли, в том числе и наш.
Переводчики
ползали по полу: напрасно я приглашал их в другую комнату, они и руками и ногами уклонились от обеда, как от
дела, совершенно невозможного в присутствии grooten herren, важных особ.
Раки пресмешно корячились и
ползали по обмелевшему
дну и очень больно щипали за голые ноги и руки бродивших
по воде и грязи людей, отчего нередко раздавался пронзительный визг мальчишек и особенно девчонок.
«Справедливо, а — не утешает!» — невольно вспомнила мать слова Андрея и тяжело вздохнула. Она очень устала за
день, ей хотелось есть. Однотонный влажный шепот больного, наполняя комнату, беспомощно
ползал по гладким стенам. Вершины лип за окном были подобны низко опустившимся тучам и удивляли своей печальной чернотой. Все странно замирало в сумрачной неподвижности, в унылом ожидании ночи.
Сотни свежих окровавленных тел людей, за 2 часа тому назад полных разнообразных, высоких и мелких надежд и желаний, с окоченелыми членами, лежали на росистой цветущей долине, отделяющей бастион от траншеи, и на ровном полу часовни Мертвых в Севастополе; сотни людей с проклятиями и молитвами на пересохших устах —
ползали, ворочались и стонали, — одни между трупами на цветущей долине, другие на носилках, на койках и на окровавленном полу перевязочного пункта; а всё так же, как и в прежние
дни, загорелась зарница над Сапун-горою, побледнели мерцающие звезды, потянул белый туман с шумящего темного моря, зажглась алая заря на востоке, разбежались багровые длинные тучки
по светло-лазурному горизонту, и всё так же, как и в прежние
дни, обещая радость, любовь и счастье всему ожившему миру, выплыло могучее, прекрасное светило.
Дом наполнился нехорошею, сердитой тишиною, в комнату заглядывали душные тени.
День был пёстрый, над Ляховским болотом стояла сизая, плотная туча, от неё не торопясь отрывались серые пушистые клочья, крадучись, ползли на город, и тени их ощупывали дом, деревья,
ползали по двору, безмолвно лезли в окно, ложились на пол. И казалось, что дом глотал их, наполняясь тьмой и жутью.
Софи поговорила с немкой и наняла этот будуар; в этом будуаре было грязно, черно, сыро и чадно; дверь отворялась в холодный коридор,
по которому
ползали какие-то дети, жалкие, оборванные, бледные, рыжие, с глазами, заплывшими золотухой; кругом все было битком набито пьяными мастеровыми; лучшую квартиру в этом этаже занимали швеи; никогда не было,
по крайней мере
днем, заметно, чтоб они работали, но
по образу жизни видно было, что они далеки от крайности; кухарка, жившая у них, ежедневно раз пять бегала в полпивную с кувшином, у которого был отбит нос…
Скинув половик и пальто, я уселся. Аромат райский ощущался от пара грибных щей. Едим молча. Еще подлили. Тепло. Приветливо потрескивает, слегка дымя, лучина в светце, падая мелкими головешками в лохань с водой. Тараканы желтые домовито
ползают по Илье Муромцу и генералу Бакланову… Тепло им, как и мне. Хозяйка то и
дело вставляет в железо высокого светца новую лучину… Ели кашу с зеленым льняным маслом. Кошка вскочила на лавку и начала тереться о стенку.
Он с удивлением видел других людей: простые и доверчивые, они смело шли куда-то, весело шагая через все препятствия на пути своём. Он сравнивал их со шпионами, которые устало и скрытно
ползали по улицам и домам, выслеживая этих людей, чтобы спрятать их в тюрьму, и ясно видел, что шпионы не верят в своё
дело.
Впадают в дикое отчаяние и, воспалённые им, развратничают и всячески грязнят землю, как бы мстя ей за то, что родила она их и должны они, рабы слабости своей, до
дня смерти
ползать бессильно
по дорогам земли.
Множество я видел таких людей. Ночами они
ползают перед богом своим, а
днём безжалостно ходят
по грудям людей. Низвели бога на должность укрывателя мерзостей своих, подкупают его и торгуются с ним...
По осыпанным известью доскам лесов, обнявших красную громаду строящегося дома, бойко
ползают фигурки каменщиков. Они лепятся на вершине здания, маленькие, как пчелы, и возводят его все выше, выше с каждым
днем.
Жили в гостинице советские служащие, останавливались приезжавшие из уезда делегаты, красноармейцы и матросы с фронта. До поздней ночи громко разговаривали, кричали и пели в коридорах, входили, не стучась, в чужие номера. То и
дело происходили в номерах кражи.
По мягким креслам
ползали вши.
И подобные мысли, легкие и расплывчатые, какие приходят только в утомленный, отдыхающий мозг, стали бродить в голове Евгения Петровича; являются они неизвестно откуда и зачем, недолго остаются в голове и, кажется,
ползают по поверхности мозга, не заходя далеко вглубь. Для людей, обязанных
по целым часам и даже
дням думать казенно, в одном направлении, такие вольные, домашние мысли составляют своего рода комфорт, приятное удобство.
А теперь я не каждый
день умываюсь, и на голове у меня струпья, какая-то парша, и все тело чешется, и
по телу
ползают,
ползают…
— Это вот он сам и есть, который сам часто из трактиров на карачках
ползает, — говорил Пекторалис, указывая на Сафроныча; но Сафронычу так же слепо везло, как упрямо не везло Пекторалису, — и судья, во-первых, не
разделил взгляда Гуго на самое слово «карачки» и не видал причины, почему бы и немцу не поползти на карачках; а во-вторых, рассматривая это слово
по смыслу общей связи речи, в которой оно поставлено, судья нашел, что
ползать на карачках, после ста лет жизни, в устах Сафроныча есть выражение высшего благожелания примерного долгоденствия Пекторалису, — тогда как со стороны сего последнего это же самое слово о ползанье Сафроныча из трактиров произносимо как укоризна, за которую Гуго и надлежит подвергнуть взысканию.
Медленно и грозно потянулся
день за
днем. Поднимались метели, сухой, сыпучий снег тучами несся в воздухе. Затихало. Трещали морозы. Падал снег. Грело солнце, становилось тепло. На позициях все грохотали пушки, и спешно ухали ружейные залпы, короткие, сухие и отрывистые, как будто кто-то колол там дрова.
По ночам вдали сверкали огоньки рвущихся снарядов; на темном небе мигали слабые отсветы орудийных выстрелов, сторожко
ползали лучи прожекторов.
Сразу стало так сыро, холодно и неуютно, как будто Павел спустился на
дно обширного погреба, где воздух неподвижен и тяжел и
по скользким высоким стенам
ползают мокрицы.